Дню Победы посвящается
19 апреля 2007 № 43 (10558)
Приближается всенародно любимый праздник — День Победы. В этот день мы вспоминаем всех тех, кто боролся за эту победу, кто своей кровью и даже ценой собственной жизни завоевал для нашей страны свободу и независимость.
В нашем городе есть общественная организация бывших малолетних узников. Председатель этой организации Заслуженный работник культуры Российской Федерации Галина Рязанцева при поддержке и весьма деятельном участии наиболее активных своих помощников задалась целью выпустить книгу воспоминаний бывших малолетних узников. И в 2004 году цель эта была достигнута, книга увидела свет. А два года спустя, уже в 2006 году, стараниями этих замечательных людей появился ещё один сборник воспоминаний тех, кто в детском возрасте пережил военное лихолетье, и волею судьбы даже оказался за решёткой.
Предлагаем вашему вниманию некоторые воспоминания из этой книги, которая называется «Память сердца».
Мы надеялись на лучшую жизнь...
Родители моей мамы были родом из Орловской области, но по вербовке переехали на Карельский перешеек, где им обещали лучшую жизнь.
Мама со мной, трёхлетней, поехала навестить своих родителей на Карельский перешеек. Но вскоре началась война. И как-то ночью нас захватили финны, даже одеться по-настоящему не дали. Подошёл грузовик, и всем скомандовали садиться в машину. Мама хотела было взять детское одеяло, чтобы укрыть меня, но финский солдат выбросил его из машины, а маму пристукнул прикладом
Никто не знал, куда нас везут. Все боятся, плачут. Мама была беременна. Брат родился в Финляндии 23 декабря 1942 года.
Привезли нас в концлагерь Миехиккяля. Он был обнесён колючей проволокой. Постоянно дежурил вооружённый часовой. Мама работала у хозяина, иногда ей разрешалось навестить детей.
Дедушка и бабушка были уже в возрасте — 72 и 74 года, дедушка к тому же ещё и инвалид. Он работал на конюшне, ухаживал за финскими лошадьми. Бабушка была очень больна, но ей приходилось присматривать за нами, двумя детьми.
В лагере было холодно и голодно. На человека полагалось по 200 граммов сырого, с непонятными добавками хлеба. Суп был из мороженой картошки тёмного цвета. Грудным детям выделялось по пол-литра молока.
Жили в нечеловеческих условиях. Нары, педикулёз, постоянная вонь из туалета. В 1944 году нас переправили в концлагерь на полуостров Ханко. Это осталось в моей памяти: чистый мелкий песок и бескрайний Финский залив. Там мы провели два месяца. После подписания мирного договора нас возвратили на Родину.
После войны привезли в Приозерск, бывший Кексгольм. Дедушка решил пойти на старое место жительства, откуда попали в плен. Так и поселились в колхозе имени Антикайнена. До пятого класса я училась в Севастьяновской школе, затем переехала в Приозерск, училась в вечерней школе.
В 1955 году устроилась в Центральную районную больницу кухонной рабочей. В 1960 году окончила восьмимесячные курсы медсестёр, а в 1964 году — двухгодичные курсы медицинских сестёр без отрыва от производства. С 1962 года работала в родильном отделении медицинской сестрой.
Оформив пенсию, проработала медсестрой ещё 11 лет. Общий стаж в больнице с 1955 по 2005 год — без четырёх месяцев 50 лет. С 18 февраля 2005 года нахожусь на заслуженном отдыхе.
Вера ЕГОРЕНКОВА
Нам повезло, мы уцелели...
Когда началась война, мне было 14 лет. Мы жили тогда в Донецкой области. Родители мои были колхозниками. Я тоже трудился в колхозе во время каникул. В то лето, перед войной, заработал я свои первые 45 трудодней.
Наше село Кабанье немцы оккупировали в середине 1942 года. Они стремились на восток, двигались к Сталинграду. Наши войска им отчаянно сопротивлялись. Действовали и подпольщики. В одно воскресное утро на крыше больницы, где размещалась немецкая комендатура, взвился большой красный флаг.
Немцы устанавливали свой, новый порядок. Согнали как-то всех жителей села на площадь. Комендант зачитал приказ о том, что вся молодёжь будет отправлена на работу в Германию. Полицаи похватали парней, подростков, девушек. Среди схваченных оказался и я. Нас погнали на станцию, погрузили в товарные вагоны и привезли в город Штутгарт, где нас, как рабов на невольничьем рынке, стали сортировать, кого куда.
Я попал на фабрику Норма, где изготавливали подшипники. Мастером был старый немец. Он показал мне, что я должен был делать. Работа была однообразная и утомительная. На протяжении 12-ти часов нужно было выполнять одни и те же операции. Жили мы в бараках за колючей проволокой, по углам — сторожевые вышки. Питание состояло утром — из горького пойла, днём — из миски супа, в котором плавали только кусочки брюквы да ложки две шпината. Буханку хлеба делили на пятерых человек.
Ни одна ночь не обходилась без тревоги. Налетали американские самолёты, сбрасывали бомбы. Метрах в трёхстах от фабрики, в скале, было вырублено большое бомбоубежище, где и немцы, и мы укрывались во время бомбёжки. Однажды произошла трагедия: бомбоубежище ещё не успели открыть, как налетели самолёты. У входа скопилось много людей, и бомба попала в самую гущу. Сколько же побито было тогда народу! Погибли и сами немцы, и пленные, среди которых были люди разных национальностей: и русские, и чехи, и поляки, и французы.
Несколько раз сгорали наши бараки, и нас заставляли, помимо основной работы, строить себе ещё и новые жилища.
Через год фабрика Норма была разбита. Да и весь город Штутгарт лежал в руинах. Нас перебазировали в деревню Роммельсбах близ города Реутлингена, где мы должны были в стенах текстильной фабрики возобновить производство шарикоподшипников. Мы разбирали и выносили старые станки. Итальянские военнопленные, лагерь которых здесь находился, устанавливали новое оборудование. Здесь я работал на станке, обтачивал ролики. Неделю работал днём, неделю ночью, по 12 часов. Тут кормили уже лучше. Суп был с картошкой, заправлен маргарином, давали также макароны, полбуханки хлеба, вроде нашего батона. Давали суп и вечером, а если работали ночью, то тоже кормили супом.
Массированные налёты продолжались. Бомбёжки длились часа по два. Мы в это время разбегались кто куда. Во время одной из бомбёжек я оказался рядом с итальянцем. Он был старше меня, уже взрослый. «Ложись!» — закричал он мне. Я растерялся, не понял. Тогда он схватил меня и прижал к земле. И тут посыпались бомбы. Одна из них упала совсем рядом. Нам повезло. Мы уцелели. А в десяти метрах от нас люди лежали уже мёртвые. Много было убитых, много раненых.
Немецкие зенитки боялись открыть огонь. Если выстрелить, то другая группа самолётов начинает бомбить зенитки, и от них останется один лом.
Наступил 1945 год. Первого апреля мастер нам сказал: «Будете работать до обеда, потом можете сидеть в бараках». Причину не назвал. Но мы и сами догадались: конец Германии.
Часам к двум снаряды стали рваться почти рядом с нашим бараком. Ещё через час появились машины, много машин. На каждой — водитель и пулемётчик. Появились танки, их тоже было много. Мы стали выбегать на дорогу. На груди у нас были нашивки с надписью «Ost». Один водитель вышел из машины и, сверкая белозубой улыбкой, закричал: «Вы русские, а мы французы!» Нас стали угощать колбасой, сигаретами.
Французы пошли дальше, а мы вернулись в свои бараки.
8 мая война кончилась, и начался наш путь на Родину. Маршрут нашего возвращения был такой: город Реутлинген — город Штутгарт — название следующего не знаю. Вблизи него был большой лагерь на несколько тысяч военнопленных. Проволока вокруг него была под напряжением. В стороне от бараков находился подземный завод. Там производились ракеты.
Здесь мы занимались демонтажем станков, которые отправлялись в Россию. Это была уже советская зона оккупации. Через два месяца привезли нас в город Коваль, на Западной Украине. Был уже ноябрь месяц. Здесь мы работали на заготовке дров, в лесу. А после, снова погрузив в товарные вагоны, отправили нас в неведомый город Кексгольм, на восстановление целлюлозного завода. На этом заводе и проработал я до самой пенсии.
А свой рассказ я посвящаю узникам фашистских концлагерей. И выжившим, и тем, кто, не дождавшись освобождения, не дожив до Победы, сгинул бесследно в том аду.
Михаил КОХАНОВСКИЙ
